Метаисследование пришло к выводу:

1. «Вмешательства» ВП привели к небольшому, но статистически значимому снижению рецидивизма в этих незначительных случаях преступности среди белых юношей.

2. «Есть доказательства того, что назначенные судом программы ВП не влияют на рецидивизм».

3. ВП более эффективно с правонарушителями с низким уровнем риска, но не очень эффективно с правонарушителями высокого уровня риска. Другими словами: преступники, менее склонные к повторным правонарушениям совершали их реже, чем правонарушители, более склонные совершать повторные преступления. Это великолепно. Прямо как в обычной судебной системе.413

Авторы также сообщают, что ВП, по-видимому, становится более эффективным (но это всего лишь впечатление по состоянию на 2005 г.). Даже если это так, улучшение нивелируется тем фактом, что назначенные судом программы ВП не влияют на рецидивизм. Практически все программы ВП в США и, возможно, в других странах (Австралия, Новая Зеландия, Великобритания) в настоящее время реализуются по решению суда. Лучшие имеющиеся данные указывают на то, что эти программы «не оказывают никакого влияния на рецидивизм».

Основная причина, по которой ВП не может способствовать снижению рецидивизма, заключается в том, что ВП не может способствовать много чему потому же, почему не смогли РСЦ. Количество дел слишком мало. Даже высокие показатели успеха, как бы они ни были определены, не могли сильно повлиять на уровень преступности. ВП для несовершеннолетних правонарушителей действует в Новом Южном Уэльсе (где оно находится в ведении полиции) с 1990-х гг. Заявляется о «скромных преимуществах в снижении числа повторных правонарушений по сравнению с судом». Но только «от 2 до 4% полицейских вмешательств с участием молодёжи приводят к передаче дела собранию по делам несовершеннолетних».414

Наиболее полное исследование эффективности ВП, особенно в отношении рецидивизма, было опубликовано в Европе в апреле 2010 г. Оно пришло к выводу, что оценки эффективности ВП, особенно в отношении рецидивизма, «слабы», часто методологически несостоятельны, «и в основном связаны с впечатлениями, а не со статистическими доказательствами».415

Как и в случае с РСЦ, показатели успеха легко поддаются фальсификации. Случаи, когда нарушители отказываются от ВП – если у них есть выбор – не оцениваются как неудачи. Случаи, когда жертвы отказываются участвовать в фарсе (такие случаи встречаются гораздо чаще), не оцениваются как неудачи. Случаи, когда правонарушители совершают повторные преступления, но не в течение относительно коротких периодов, когда за ними следят, не оцениваются как неудачи. Размеры выборки невелики, и обычно нет контрольной группы, с помощью которой можно было бы определить, не совершили бы правонарушители повторных преступлений в любом случае, если бы они прошли через обычную судебную систему.416 Существуют глубоко трогательные анекдоты, такие как история о Блудном сыне. Но это был даже не анекдот: это была притча. Возможно, я несправедлив к арджеям. Некоторые конфликты и споры – по словам Ричарда Абеля, большинство конфликтов и споров – приводят не к урегулированию или разрешению, а, возможно, после передышки, к новым конфликтам и спорам.417 Серьёзные продолжительные исследования судебного разбирательства или различных других форм АУС в современных обществах также могут столкнуться с множеством неудач в долгосрочной перспективе. Но tu quoque418 – это не оправдание.

В отличие от РСЦ, где теория предшествовала практике, в восстановительном правосудии практика предшествовала теории. С течением времени РСЦ накапливали объём различных целесообразных решений по ситуациям. Но есть теория, придуманная Джоном Брейтуэйтом, который тогда не был знаком с ВП, которую некоторые арджеи взяли на вооружение: «реинтегрирующее пристыжение». В книге, опубликованной в 1989 г.,419 этот австралийский криминолог утверждал, что «теория реинтегрирующего пристыжения объясняет соблюдение закона морализаторскими качествами социального контроля, а не его репрессивными качествами». Внутренний полицейский заменяет внешнего полицейского. На деле никто никого не заменяет. Там, где был один полицейский, теперь их двое.

Повсюду, утверждает Брейтуэйт, преобладает моральный консенсус в пользу уголовного права. Я сомневаюсь в этом. Он считает, что консенсус – это тоже хорошо (с моральной точки зрения). Далее он утверждает – и это конечно неправда, – что большинство людей знает бо́льшую часть того, что запрещает закон. Ни один адвокат или судья этого не знают. Например, в Кодексе федеральных нормативных актов содержится более 175 000 страниц, что даже не является полным изложением этих федеральных нормативных актов. Недавно суд признал, что Министерство здравоохранения и социальных служб США даже не понимает своих собственных правил.420 Если бы люди знали больше о законе, они уважали бы его ещё меньше, чем сейчас.421

Брейтуэйт не знал о ВП в 1989 г., но они были созданы друг для друга. К 2002 г. он стал крупным теоретиком ВП.422 Реинтегрирующее пристыжение – это самое близкое к теории, на которой основано ВП. Не всем это нравится. Ховард Зер пишет: «Однако эта тема весьма спорна, и лучшее исследование [которое не цитируется] предполагает, что стыд действительно является фактором как виктимизации, так и оскорбления, но с ним нужно обращаться очень осторожно. В большинстве ситуаций необходимо сосредоточиться на управлении или преобразовании стыда, а не на его навязывании».423 Он хочет сказать, что стыд – это часть проблемы, а не часть решения? Если да, то он правильно понял эту часть.